– Надо же, какой рыцарь! За дамой сердца – в Париж!
– Катя, я не понимаю, о чем ты? Может, ты все-таки объяснишь, что произошло в мое отсутствие. Кто-нибудь звонил?
– А кто тебе должен звонить?
– Вообще-то, я никому не оставляю номер своего телефона…
Уперев глаза в потолок, я стала разглядывать маленькую трещинку в углу.
– Штукатурка скоро падать начнет… Наверное, ты уже сто лет ремонт не делал?
– Все никак не доходят руки, – невозмутимо ответил Эдик, проследив за моим взглядом. – Последний ремонт был года три назад. Сама понимаешь – холостяк. Ничего мы тут с тобой евроремонт закатим. Так сказать, приукрасим нашу скромную хибару. А может, продадим эту двушку и купим большую? Санька подрастает, другие дети пойдут…
– Ты уже давно здесь живешь? – прервала его я.
– Лет пять. Раньше у нас четырехкомнатная была. Мы с женой ее разменяли.
– Порядочные мужчины оставляют квартиры женам, а себе покупают новые.
– Это была не моя инициатива. Это была инициатива моей бывшей жены. В нашем разрыве виновата она. Эту квартиру она мне, считай, подарила, а свою двушку продала. Ее новый муж – человек богатый. Живут они за городом, в коттедже… Катя, ну что ты так уставилась на потолок?
Ну хочешь, завтра вызову мастера?
– Не стоит. Зачем делать ремонт в чужой квартире, – язвительно сказала я. – Ведь ты ее снимаешь?
– Катя, объясни, пожалуйста, – изменился в лице Эдик.
– Здравствуйте, мне бы Петеньку! Ах, его нет! Хорошо, тогда передайте Петеньке, чтобы он обязательно мне позвонил. Кто говорит? Хозяйка квартиры, которую он снял девять дней назад…
Петенька, тебе не кажется, что ты слишком заврался?!
Хлопнув себя по бокам, Эдик громко рассмеялся.
– Катя, ну что же ты так долго ходила вокруг да около? Нужно было сразу сказать, что ты разговаривала с хозяйкой квартиры!
– Кто ты? – тихо спросила я, сжав кулаки от волнения. – Эдик?
– Ладно, Катя, в конце концов, ты должна знать правду. Меня зовут Петр.
Услышав это, я закрыла глаза.
– Извини, что водил тебя за нос. А теперь попробуй влезть в мою шкуру. Когда ты меня нашла, я был на чужой территории, среди чужих людей. Я никому не верил. Я боялся, что меня найдут люди Лютого… Я боялся, что меня добьют… Ты была женой одного из них. Я не мог сразу и бесповоротно поверить тебе. Я подстраховался и назвался другим именем. А затем…
– А что бы было затем? – Господи, как складно он врет… Он врет так, что хочется верить… Но я-то знаю, что он врет…
– А затем я влюбился в тебя как мальчишка…
Я хотел сразу признаться тебе, что меня зовут Петр, но… боялся.
– Боялся? Чего же ты боялся?
– Того, что ты не правильно меня поймешь…
Что ты посчитаешь меня вруном и можешь бросить.
– И как долго ты собирался мне врать?
– Не долго. Катюша, я бы долго не выдержал.
Это и в самом деле не моя квартира. У меня пока нет своей. Я приехал из Питера. Там живут мои родители. У меня нет жены, и я никогда не был женат. Я надеюсь соединить свою судьбу с твоей.
В Москву я приехал по делам. Прости меня зато, что мне пришлось тебя обмануть…
«Эдик» взял меня за руку и повел в спальню.
Я не сопротивлялась. Я хотела ему верить… но… не могла…
В спальне «Эдик» положил меня на кровать и стал торопливо расстегивать пуговицы на задравшемся к носу платье.
– Катенька, – шептал он, дрожа от нетерпения, – если бы ты только знала, как я тебя люблю.
Если бы ты только знала…
Неожиданно из моего кармана посыпались доллары. Это были те самые доллары, которые я взяла в комоде.
– Катя, что это?
– Доллары, – прошептала я, притягивая «Эдика» к себе.
– Где ты их взяла?
– У тебя в комоде.
– Зачем?
– Я хотела от тебя сбежать и уехать в Париж.
– Ты сумасшедшая. Катя? Хочешь, я подарю тебе эти деньги, но в Париж мы поедем вместе.
Мы всегда будем вместе. Прости меня за все, если можешь.
Закусив губу, я промолчала. «Эдик» снял с меня платье и губами нежно затеребил набухшие соски. Я не стала сопротивляться… Пусть, пусть это произойдет… в последний раз… Милка когда-то пользовалась услугами мальчиков по вызову.
Говорила, что она ловит особый кайф от ласк незнакомых мужчин. «Эдик» для меня тоже чужой человек, более того, он враг, но… мне с ним хорошо… О, как хорошо… О…
«Эдик» встал на колени и провел языком по моему лобку, спускаясь все ниже и ниже… Протянув руки вперед, я стала ласкать его плечи. Что это? Кожа горячая и гладкая… А где же рана? Вчера на этом месте, кажется, был пластырь… Нет, вернее, не пластырь, а стерильный лоскуток марли, приклеенный медицинским БФ-ом. Ну да, я еще спрашивала, ходил ли он к врачу… Сегодня марли нет. Но рана… Рана не могла затянуться так быстро… Я же видела: там было месиво, кровавое месиво, из которого он собственноручно вытащил пулю, а потом… показал ее мне…
– Расслабься, Катенька, что ты напряглась, – прошептал «Эдик», погружая пальцы мне во влагалище.
Оттолкнув его, я вскочила и, метнувшись к валявшемуся на полу пиджаку, вытащила пистолет.
– Замри, урод, иначе я прострелю твою поганую башку…
«Эдик» ошарашенно смотрел на меня. Я попятилась к окну, держа пистолет в вытянутых руках.
– Катя, кончай дурить. Он заряжен!
– Прекрасно! Было бы хуже, если бы он не был заряжен. Послушай, Эдик, Петр, Арнольд, Арчибальд или как там еще… Мне тяжело привыкать к твоим новым именам. Ты забыл приклеить марлю на плечо.
Нагло улыбаясь, «Эдик» сказал:
– А мне больше не нужна повязка. Рана уже зажила. Она затянулась.
– Хватит из меня лепить дуру! – взорвалась я. – После пулевого ранения всегда остаются рубцы, да и потом оно не затягивается так быстро.